«На улице дождь, уже стемнело. О, эта ночь будет короткой. Овечки волкам захотелось. Братец – скрипнула калитка», - пел чешский бард Карел Крыль. 50 лет назад в ночь с 20 на 21 августа войска Варшавского договора вошли в Чехословакию. Тогда рухнули надежды чехословацкого общества, пробужденные Пражской весной, на изменения, на свободу, независимость. Тогда – как пел тот же Карел Крыль – «уничтожили веру в нашем собственном доме».
В 50-ю годовщину о тех событиях, о том, что к ним привело, а также об их последствиях для чешского и словацкого общества, для культуры и литературы этих двух народов в студии Польского радио говорили Анджей Кравчик, историк, посол в Чешской Республике и в Словацкой Республике, автор книги «1968. Пражская весна», и Анджей Ягодзиньский, переводчик, директор Польских институтов в Праге и Братиславе.
Полвека разделяют нас от событий Пражской весны. Это важная годовщина для чехов и для словаков, живет ли она в памяти этих обществ? Говорит Анджей Кравчик:
Это действительно очень важная годовщина, но что касается второй части вопроса, жива ли она, думаю, что память о Пражской весне немного угасла. Сегодня это, скорее, историческая годовщина, то есть она не влияет непосредственно на жизнь чехов и словаков. Тогда поднимались иные вопросы, речь шла об исправлении социализма. Мир после большой политической перемены пошел в другом направлении. Думаю, что существуют два отдельных плана: первый – исторический, политологический, связанный с анализом того, что произошло, а также причин и последствий Пражской весны; а второй – это план воспоминаний людей. Для поколения людей, которые тогда были в возрасте от 16 до 40-45 лет, это были самые прекрасные воспоминания молодости, когда хотелось что-то делать, когда был порыв, и когда вдруг «уничтожили веру в нашем собственном доме», выражаясь языком Крыля. Для меня очень сильным личным переживанием, связанным – правда, посредственно – с 68-м годом, является опыт моего чешского друга. Он мне рассказал, как спустя 10 дней после входа войск Варшавского договора в Чехословакию – он тогда был студентом – мама его попросила вынести мусор. И вот он вышел во двор, подошёл к мусорным контейнерам… Вдруг неизвестно откуда появился патруль из нескольких советских солдат, которые к нему обратились на ломаном чешском: покажи паспорт. Он тогда ощутил, что в его собственном дворе происходит что-то нехорошее: чужой солдат, чужая форма, чужой язык. Думаю, что он пережил шок: сначала чувство свободы, даже если оно было наивным, но люди к чему-то стремились, были в приподнятом духе, и тут появляется чужой солдат и всё это обрывает словами «предъявите паспорт».
Анджей Кравчик вспоминает, как на интервенцию реагировали обычные люди:
3 Целую неделю после интервенции войск, пока не вернулась делегация чехословацкого руководства, которая, как оказалось, капитулировала в Москве, происходило то, что можно назвать пассивным сопротивлением. Это было прекрасно, я снимаю перед чехами шляпу! Это не было повстанческое сопротивление, люди не строили баррикады. Восхищало то, что, например, без единого призыва или воззвания исчезли все дорожные указатели и таблицы с названием улиц – таким образом люди хотели ввести в заблуждение чужих солдат. Были даже такие, которые пытались как-то разговаривать с советскими солдатами, говорили, мол, у нас ничего плохого не происходит, зря вы сюда вошли. Это был пик наивности, потому что солдат не принимал решений, его невозможно было ни в чем убедить, его это только раздражало, но всё же это было прекрасно. Это тоже часть тех прекрасных воспоминаний, когда людям что-то хотелось делать.
Мариан Хемар, польский поэт, драматург, сатирик, реагируя на события 1968 года, перед микрофоном Радио «Свободная Европа» прочитал стихи, которые потом были собраны в цикл «Резня Праги». В одном из них он написал: Вывели солдата/ на то чешское собачье поле/ с новым лозунгом: за вашу/ и нашу неволю. А Ежи Анджеевский, польский прозаик и публицист, в письме, адресованном председателю Союза чешских писателей написал: «Этот протест, рожденный от возмущения, боли и стыда, является единственной вещью, которую в нынешних условиях я могу преподнести Вам и вашим друзьям и коллегам». Является ли 21 августа 1968 года важной датой для чешской культуры и литературы? Ведь известно, что очень многие творческие деятели эмигрировали… Говорит Анджей Ягодзиньский:
Прежде всего, период Пражской весны был недолгим, всего лишь несколько месяцев. Это был период, может, и небольшой, но все же свободы. Термин «Пражская весна» часто используется только для событий 1968 года, но в культуре оттепель наблюдалась уже за несколько лет до этого. И это необычайно важно, во-первых, потому, что за это время могло дебютировать, я бы даже сказал, не поколение, а поколения. Тогда, например, дебютировал и Богумил Грабал, которому было 49 лет, и 20-летние авторы, такие как Иржи Груша, Вацлав Гавел. Их произведения издавались на протяжении 4-5 лет. Потом пришел 68-й год, а в сущности то, что наступило после него, то есть так называемая нормализация, которая привела к уничтожению, я бы сказал, к резне – не кровавой, но с жертвами – практически всей культуры. Творческих личностей заставили либо молчать, либо эмигрировать, либо подчиниться – это сделали немногие. Падение той культуры имело катастрофические последствия в 70-х годах и для следующих 20 лет. Наступила 20-летняя ночь, очень долгий период. Сравнительно недавно был я встречался с бывшим чешским премьером Петром Питхартом – это первый премьер некоммунистического чешского правительства в рамках федерации после 1989 года. Мы разговаривали о его воспоминаниях, переживаниях, связанных с 1968 годом, потому что он как раз представляет поколение, которое очень сильно пережило те события, я бы даже сказал, сильнее других. Он тогда был молодой, полон идей, энергии, стремлений, желания к действию. Он сказал так: я никогда, никогда больше не ощущал такого чувства свободы, как в 1968 году, и такой уверенности, что мир меняется к лучшему. Я понимаю, что это было иллюзией, но я ощущал свободу всем своим естеством, даже после 89-го года такого ощущения уже не было. Во-первых, я стал старше, мудрее, уже не был наивным, да и политическая борьба началась значительно быстрее. А во-вторых, рассказал мне Петр, я до сих пор ношу в себе сожаление по поводу капитуляции чехословацких лидеров, которые оказались просто мелкими людьми, они не смогли унести бремя ответственности. Об этом также писал Вацлав Гавел в письме к Александру Дубчеку (первому секретарю ЦК Коммунистической партии Чехословакии, главному инициатору курса реформ, известных как Пражская весна), что проигрыш – это не значит поражение, что можно одержать моральную победу, в этом заключается сила бессильных.
PR2/ik