Согласно одному из последних опросов, проведенному центром исследования общественного мнения «Левада-центр», россияне все меньше склонны критиковать Сталина. Какие факторы влияют на отношение россиян к вождю? Помнят ли они россияне о жертвах репрессий? Как современные россияне воспринимают советское прошлое? На эти темы мы побеседовали с российским историком, доктором философии, заместителем председателя Совета Научно-информационного и просветительского центра общества «Мемориал» Никитой Петровым.
По мнению Петрова, отношение россиян к советскому прошлому амбивалентно и в какой-то степени напоминает состояние когнитивного диссонанса:
- С одной стороны, с помощью телевидения и средств массовой информации в сознание россиян всячески внедряются некие благостные образы Советского Союза. Постоянно идет такой ностальгический рефрен: мое советское детство, моя советская школа, мои советские танцы, моя советская дискотека. Ко всему приклеивается слово «советский», хотя речь идет всего-навсего о состоянии юности, о неком безмятежном состоянии, когда молодые люди просто не замечали политического строя, пока он непосредственно их не касался своими репрессиями или своим давлением. Они понимали, что живут под прессом, но тем не менее. И вот мы получаем наше сегодняшнее состояние. С одной стороны, уровень знаний о Советском Союзе у населения таков, что люди знают, что тогда не было свободы, но все это они благополучно забывают во имя каких-то ностальгических картинок. И вот этот когнитивный диссонанс – это, я бы сказал, какая-то форма современной шизофрении у общества.
Никита Петров прокомментировал недавние случаи установок бюстов Иосифа Сталина в нескольких городах России:
- География явления, во-первых, носит самодеятельный, самостийный характер. Либо какие-то представители фракции КПРФ протаскивают огламуренного Сталина, либо власть, когда заходит речь о победе 1945 года, обязательно сервирует разговор о победе в той или иной степени образом Сталина. Но власть, конечно, делает это аккуратно и осторожно. Если уж памятник ставится, то непременно в составе тройки, то есть должны быть и Рузвельт, и Черчилль. Так и происходит протаскивание Сталина. Например, в череде советских вождей. Тогда, вроде бы, никому не обидно, все говорят, мол, смотрите, есть и Горбачев, и Хрущев, и Черненко, а вы на Сталина обращаете внимание. Одним словом, это, конечно, хитрость и лукавство, но заигрывание с темой Сталина, так или иначе, происходит. Государство судорожно нащупывает, я бы сказал, не только государствообразующие, но и государствообъединяющие идеи. Им хочется найти какого-то сильного лидера, руку, момент славы отчизны. Момент славы отчизны из нашей истории выводится только один – 1945 год. Мы же оставляем за бортом разговоры о советизации Европы, о том ужасе, который Красная Армия принесла в сопредельные страны. Но для нашей страны это некий рубеж – сильный враг был повержен, это было своего рода избавление от чудовищной опасности. Но, как вы понимаете, на этом месте начинается лукавство и демагогия. Конечно, власть впрямую не сервирует и не протаскивает Сталина, но она пытается его каким-то образом приподнять, считая, что Сталин может стать своего рода водоразделом между нами и Западом. «Вам на Западе не нравится Сталин?» - говорит Кремль. «Ничего, мы его чуть приподнимем, мы скажем, что не такой уж он и плохой, у него были заслуги».
Историк подчеркивает, что в обществе не сбавляет обороты дискуссия по поводу того, перевешивают ли заслуги Сталина те преступления, которые он совершил:
- Власть никогда не говорит о преступлениях Сталина, даже в школьных учебниках этого нет. В школьных учебниках говорится об ошибках, о том, что, мол, ну да, были репрессии, но это было как стихийное бедствие, как смерч налетел, ураган «Катрина», и все. А о том, что это было сознательно организованное властью преступление ни в каких учебниках не говорится, и об этом, я думаю, вряд ли будут говорить сейчас, когда будет открыта Стена скорби. Про репрессии все всё знают. Если вы возьмете любой современный российский фильм или сериал, который идет по телевидению и который хоть как-то связан с историей (либо о довоенном времени, либо о послевоенном), там обязательно будут показаны и допросы в НКВД, и избиения. Вроде бы все знают про беззакония и репрессии, но, с другой стороны, заявляют: «Зато великую страну построили!». А нужна ли нам великая страна такой ценой? Никто себя об этом не спрашивает.
Никита Петров также рассказал об отношении нынешней российской власти к репрессиям и актуальной ситуации прав человека в России:
- Стена скорби сейчас – это тоже жест правительства. Это реализация части программы по увековечиванию памяти жертв политических репрессий, которая была принята в 2010 году. Точнее, она не была принята, она была предложена. И вот лишь малая ее часть воплотилась в постановлении правительства, это даже не президентский указ. Тем не менее, это тоже, я бы сказал, жест. Кремль вообще любит политику жестов: чуть-чуть вам, чуть-чуть другим, чуть-чуть этим. Мол, мы же поставили вам Стену скорби? Ну так что ж вы говорите, что мы не чтим память жертв политических репрессий. Но! На каком фоне все это делается? Мы видим систематические нарушение прав человека и конституционных основ в нашей стране сегодня. Сегодняшнее состояние прав человека не позволяет говорить о том, что мы преодолели те старые комплексы и те старые болезни. Вроде, мы ставим памятники жертвам политических репрессий, а сегодня множим и плодим новые жертвы новых политических репрессий. Конечно, они не такие масштабные и кровавые, как при Сталине, но они есть. Это недопустимо с точки зрения нашей же Конституции, нашего закона. Зачем нам в современном российском обществе ограничивать человека в свободе слова? Достаточно просто полистать современные российские газеты и интернет, чтобы видеть: этого посадили за перепост, этого посадили за высказывание в блоге, кого-то не посадили, а просто осудили, дали штраф или условный срок. Но сейчас эти случаи измеряются не единицами, а десятками.
Никита Петров также отметил, что все чаще российская власть запрещает те или иные высказывания и действия:
В России тиражируется пафос запретов – это запретили, то запретили, здесь нельзя, сюда нельзя. Именно поэтому бунтует российская молодежь. Она понимает, что ее лишают будущего. Он вдруг ощущает себя в стране, которая идет не к прогрессу, не к большей свободе от меньшей свободы, а наоборот – скатывается в пропасть несвободы и диктата. Молодежь это чувствует, как барометр, который улавливает малейшие изменения этой политической погоды. Все хотят жить в стране, в которой завтра лучше, чем сегодня. А мы живем в стране, в которой завтра точно будет хуже, чем сегодня.
Мы беседовали с российским историком Никитой Петровым.
Юнна Коробейникова