Артем Филатов: По вашим ощущениям, как изменилось за последние полтора года восприятие России в Финляндии?
Маркку Кангаспуро: Важно понимать, что в Финляндии нет какой-то одной политической линии. Впервые за очень долгое время политическая элита разделилась по тому, каково наше отношение к России, как мы оцениваем кризис на Украине и роль России в нем. Премьер-министр прежнего правительства, лидер умеренных консерваторов Александр Стубб, например, довольно сильно поддерживает НАТО. Президент Ниинистё, который принадлежит к той же партии, считает, что сейчас было бы совершенно неправильно подавать заявку на вступление в НАТО. Также есть довольно большие разногласия в оппозиционных партиях. И в Центристской партии, партии премьер-министра, тоже есть разные мнения. Большинство за то, чтобы продолжать нашу нынешнюю линию и пытаться сохранять обсуждения с Россией, пытаться управлять нашими национальными интересами в отношениях с Россией. Это похоже на то, что говорит наш министр иностранных дел Тимо Сойни. Консенсус только в том, что сейчас из-за России мы не подаем заявку на вступление в НАТО.
АФ: Министр обороны Юсси Ниинистё, член партии «Истинные финны», в июле заявил о потенциальной российской угрозе для Аландских островов. Его партийный босс и глава МИД Тимо Сойни сказал, что это было теоретическое заявление. Как это понимать?
МК: Министр обороны никогда раньше не был в числе наиболее важных министров в правительстве. Министр иностранных дел вместе с премьер-министром и президентом – это те люди, которые занимаются внешней политикой Финляндии. В этом смысле министр обороны на втором месте. И я бы рассматривал его заявление больше как попытку привлечь к себе внимание. Россия, конечно, имеет достаточно военных ресурсов, чтобы делать все, что захочет. Но вопрос не в ее возможностях, а в ее действительных желаниях. Мы не видим сейчас никакой угрозы со стороны России для Аландских островов. И в СМИ больше шума, чем реалистичных оценок.
АФ: Вы упомянули, что Финляндия не присоединяется к НАТО из-за России. Нейтралитет связан с оценкой ситуации после Крыма?
МК: Это было нашей политикой как в советские годы, так и после распада СССР. В начале 1990-х Финляндии предлагалось вступить в НАТО. Но тогда мы не хотели брать ответственность за оборону стран Балтии, у нас не было ресурсов для этого. И если балтийские страны хотят получить гарантии безопасности, они должны обращаться к более крупным государствам, к НАТО, но не к Финляндии или Швеции. Вторая причина нашего нейтралитета – баланс сил в Северной Европе. Он основывается на статус-кво НАТО и нейтралитете Финляндии и Швеции, а также интересах России в этом регионе. Мы понимаем достаточно четко, что если мы присоединимся к НАТО, это изменит баланс сил. Менять ситуацию - не в наших интересах, поскольку мы страна с населением 5 млн человек и 1300 км границы с Россией. Мы должны думать о своей собственной безопасности, а не безопасности наших соседей, которую мы гарантировать не можем.
АФ: И по этой причине Финляндия намерена увеличить военный бюджет на 10%, с 2,7 до 2,9 млрд евро?
МК: Политики решили, что после периода сокращения военного бюджета пора вернуть ассигнования и немного укрепить армию, провести модернизацию, закупить новое вооружение. В том числе обсуждаются довольно крупные вещи: например, на что заменить истребители Hornet (состоят на вооружении с 1995 года, - А.Ф.).
АФ: Политика Финляндии отличается от политики других соседей России, тоже членов ЕС, например, Польши или Эстонии?
МК: Безусловно, у нас другая политика. И у нас другая история отношений с Россией, мы опираемся на другие геополитические договоренности и договоренности в сфере безопасности. В этом отношении наша политика ближе к Швеции, чем к Польше или Эстонии. Основное различие в том, что балтийские страны, а также Польша, сразу после распада СССР решили стать членами НАТО, а Швеция и Финляндия этого не сделали. Оценка была такова, что Россия не представляет прямой военной угрозы. Финляндия и Швеция пытались найти свой контрбаланс по отношению к России. То есть не давали России поводов считать, что наши страны могут быть использованы в военных целях против нее, как это было, например, во время Второй Мировой.
АФ: Сравнивают ли в Финляндии происходящее в Крыму и на юго-востоке Украины с Зимней войной?
МК: Довольно редко. Я чаще вижу эти сравнения в украинских СМИ, чем в финских. Все-таки это была и остается во многих отношениях другая ситуация.
АФ: Не буду тогда ссылаться на идею «финляндизации» Украины. То есть финские политики не находятся под воздействием исторических аналогий, а судят о ситуации по реальным действиям?
МК: К счастью, большинство политиков опираются на то, как сейчас развивается ситуация и не сравнивают с прошлым. Много спорят о том, чего на самом деле хочет Россия. Но мы четко видим, что Украина как бывшая республика Советского Союза очень сильно отличается от Финляндии и Швеции.
АФ: То есть Путин просто не считает Финляндию своей территорией, в отличие, возможно, от Украины?
МК: Да, я вижу, что наше положение совсем иное. И отношение к нам также другое. Вы упоминали слово «финляндизация». Мы в период Холодной войны понимали, что наша ситуация не такая, как в Прибалтийских республиках, которые были частью Советского Союза, или в Польше, Болгарии, Румынии… СССР оставлял нам место для маневра, мы были частью Запада. И сейчас, пожалуй, Россия имеет более-менее похожие геополитические интересы в финском направлении и регионе Балтийского моря. Так что игроки по сравнению с Холодной войной изменились, геополитическая ситуация изменилась, но география остается прежней.
АФ: По данным МИД Финляндии, в 2015 году ваша страна направит на поддержку Украины 15,8 млн евро. В основном, на гуманитарные цели и работу миссии ОБСЕ. Может ли зайти речь о поставке вооружений?
МК: Это вообще здесь серьезно не обсуждается, это невозможно. Любой здравомыслящий политик понимает, что военная поддержка будет восприниматься не иначе как провокация. И я в принципе не верю, что можно решить восточно-украинскую проблему военным путем. Поэтому такие поставки могут привести только к эскалации.
АФ: Каким может быть вклад Финляндии в разрешение украинского кризиса?
МК: Все политики повторяют, что необходимо выполнять вторые Минские соглашения. Я не вижу другого варианта. И возможная роль Финляндии связана с работой по организации европейской безопасности и поддержанию контакта с российскими лидерами. Некоторые финские политики и СМИ пытаются довольно смешно рассуждать о том, что сейчас Путин хочет, что у него в голове. Наш экс-президент Тарья Халонен ответила: «Так сами спросите у Путина». То есть нам нужен этот контакт и, даже если не нравится путинская политика, нужно стараться решить проблему в практическом политическом смысле.
АФ: Как вы считаете, в Финляндии понимают, что хочет Путин?
МК: Может, наше понимание чуть лучше, чем в тех странах, у которых нет таких контактов с Россией на самых разных уровнях. Наши попытки понять Россию, возможно, успешнее, чем у стран, которые имеют очень конфликтные отношения с Россией. Как заметил Генри Киссинджер в своих мемуарах, когда во внешней политике появляются эмоции, это обычно очень глупая политика. После последней войны с СССР у нас длинный мирный период, опыт более-менее успешного урегулирования проблем. У нас более спокойные отношения, далекие от эмоций, и это дает лучшие возможности в отношениях с Россией.
АФ: Как финские политики используют идею «угрозы с востока»? Есть ли те, кто выигрывают в нынешней ситуации?
МК: Да, но особенно в прежнем правительстве. Бывший министр обороны Карл Хаглунд и экс-премьер министр Александр Стубб довольно активно и успешно использовали образ России как угрозы в своей публичной деятельности.
АФ: Можно ли сказать, что новое правительство Финляндии больше настроено на сотрудничество с Россией?
МК: Я бы сказал, что нынешние политики настроены более прагматично. И меньше используют тему отношений с Россией для своего собственного пиара. Сейчас правительство следует линии Евросоюза. Также сказывается экономический кризис. Россия является большой экономической проблемой для Финляндии, т.к. торговля с ней всегда была очень важна.
АФ: Как бы вы оценили воздействие санкций и контрсанкций на экономику Финляндии?
МК: Сами по себе санкции имеют ограниченное воздействие на сельское хозяйство и связанные с ним сферы, а также на экспорт. Но вместе с экономическим спадом и слабым рублем они создают серьезные проблемы в торговле с Россией.
АФ: Экс-премьер Александр Стубб сказал, что Финляндия должна быть обеспокоена российскими контрсанкциями, поскольку их не предугадать. Вы согласны с ним?
МК: Конечно, есть две отрасли, которые могут очень серьезно пострадать от ответных действий России. Например, если Finnair запретят использовать транссибирские коридоры для полетов в Азию, это разрушит нашу национальную авиакомпанию. И еще, например, торговля древесиной. Также финские строительные компании в России могут пострадать. Но в целом про ситуацию можно сказать, что она одновременно предсказуемая и непредсказуемая. Мы не знаем, каким будет следующий шаг и как отреагирует другая страна.
АФ: Пытается ли Россия дестабилизировать Финляндию? Ведь происходят нарушения воздушного пространства российскими самолетами, в прокремлевских СМИ часто появляется критик финских властей Йохан Бекман, также Москва хотела запустить в Финляндии свою радиостанцию…
МК: Каждая страна так или иначе пытается повлиять на соседей и использовать разные виды «мягкой силы». Но, например, Йохан Бекман не имеет в Финляндии практически никакого влияния.
АФ: То есть в Финляндии нет крупных политиков, которые контролируются или финансируются из Москвы? Своей Марин Ле Пен у вас нет?
МК: Нет. Более того, последние 20 лет наши политики ориентировались на Запад. И только у бизнесменов, которые работают на восточном направлении, есть тесные контакты и интересы в России. И в этом даже есть некоторая проблема, поскольку наши политики потеряли искусство понимания России. Только несколько политиков сейчас серьезно следят за ситуацией там.
АФ: У вас есть версия, почему в последнее время участились нарушения воздушного пространства Финляндии (причем, как со стороны России, так и со стороны США)?
МК: Очень важная причина – после начала украинского кризиса и Россия, и НАТО серьезно усилили военную активность в балтийском регионе. Например, Россия увеличила свой военный контингент в Калининграде и разместила там дополнительное оружие. И перевозки идут не по земле через Литву, а воздушным путем. И следовательно, серьезно увеличился трафик. Большие самолеты летают по этим узким коридорам. Дальше возможны разные версии. Новые пилоты летают, не сильно уделяя внимание тому, где они летают. Или им приказывают: «Давайте покажем этим финнам… Посмотрим, что произойдет, если мы продолжим лететь по этому маршруту». И американцы, и россияне проверяют, как мы отреагируем на эти нарушения воздушного пространства. И также, возможно, есть ситуации, когда самолет просто меняет маршрут из-за грозы. Но всегда есть вопрос, каковы политические намерения, что хотят сказать в каждом конкретном случае. Меня волнует, как ситуация может развиваться в том направлении, которого мы не хотим…
АФ: Вы имеете в виду военный конфликт?
МК: Не обязательно конфликт. Возрастающее военное напряжение между сторонами сокращает пространство для мирных отношений, торговли, контактов и т.д. Регион Балтийского моря потенциально является местом очень плодотворного сотрудничества для всех стран по его берегам. Сейчас мы все проигрываем в этой ситуации, теряем потенциал.
Артем Филатов, Хельсинки. Специально для «Радио Польша»